позабывший родную речь.

И ты будешь сидеть и сидеть на чужой постели, выплетая узоры из длинных чадящих слов: 

мягок сердцем заморский правитель, красив да зелен, а советник его чернобровый — хитёр, суров. Хороша та девица, что выкуплена у джинна, и смертелен в бою зачарованный злой кинжал. Мне ль не знать, что твой голос тягуч, он пьянит, как вина, — я внимал ему долго, и долго не мог дышать. Но забудем об этом, и сказка начнётся снова — о жестокости шаха, сгубившего двести жён. И он будет насмешлив и страшен, как панцирь, скован, он сгубил двести жён, двухсот первую сбережёт. Расскажи же ему обо мне, обращённом в зверя, о коварной колдунье, забравшей моё лицо. Пусть он слушает день напролёт про алмазный берег, про отважных царевен и странников-хитрецов. А в последнюю ночь поцелуй его, терпко, нежно, как однажды меня целовала и всех, кто до. Говори про страну свою и океан безбрежный, пусть твой голос прольётся — и сладостен, и медов. Положи его голову да на свои колени и коснись смуглым пальцем широких усталых плеч. Пусть наутро найдётся на смятой во тьме постели заколдованный шах, позабывший родную речь.

(с) яна лехчина́